Они сидели в кабинете врача психиатра в соответствующем отделении земской больницы – две женщины по роду своей службы носящие форму, одна серую, другая белую и один мужчина, в грязных стоптанных туфлях. Он говорил.
– Меня тогда звали Серый. Я не знаю, почему так звали, но помню, что меня очень уважали, может быть, я Сергей, я точно не помню. Я теперь тоже не все помню. Помню только, было жарко, очень жарко, а еще грохот, двигатель и гусянки. Потом такой страшный даже не треск, а как будто мир разорвали как старые джинсы, потом госпиталь, какие-то девушки и доктор, такой усатый. Он тоже ходил в форме, но одевал сверху белый халат. Ему так не шло, ему шло просто белый халат. Потом не помню, там, что-то было, но я не помню, помню какой-то склад, я выдаю какой-то товар, ко мне хорошо относятся и зовут почему-то Крайтон. У меня друг там был, его все боялись, но я не боялся, что его боятся он у меня в роте рядовым, разведуном был. А его все боялись. Он помогал мне. Потом опять что-то получилось. Я помню, было холодно, очень холодно, я спал в каких-то люках, а еще хотелось есть. Однажды я ударил собаку, рукой, она рычала и хотела не дать мне кусок колбасы, он лежал в пакете, большой такой, а собака рычала, а потом бросилась на меня, но я как-то сильно ее ударил вот так, с разворота, она упала и умерла. А я забрал ту колбасу, меня к тем ящикам раньше не пускали, а после того, с собакой стали пускать. Потом опять не помню. Потом помню какой-то большой дом, и женщина. Она была такая… Она толстая была. Я помню, ей помогал. А еще она хотела дружить со мной, ну как с мужчиной, но у меня ничего не получалось. Может потому, что она была толстая. Потом она ушла из дома, куда-то поехала, а я остался один. Я убирал, кормил свиней, иногда приходил в ее комнату и ложился в ее кровать, просто так, она ведь не была против. Потом прошло много времени, и приехали какие-то мужчины, и стали со мной зло говорить. Я ничего не понимал, потом они напились и подрались, потом в доме стал жить один из них, а толстой женщины я больше не видел. Потом я ушел из этого дома. Потом я был в большом городе, и помню, на мне была хорошая одежда, и меня возили на машине. У меня была женщина и она у меня много всякого спрашивала, но я не помню, что я ей говорил. Правда мне иногда кажется сейчас, что не было той машины и той женщины, как они могли быть, если я такой. Потом я попал в горы. Там были все чужие, они ходили с автоматами, но говорили со мной по-русски, я у них пас коз. Они такие противные, заберутся на самую высоту и смотрят на тебя, а побежишь за одной, все по сторонам разойдутся. Помню, меня били, у меня пропала коза, а меня били. Потом какой-то с седой бородой долго меня спрашивал о том, когда меня звали Серым, а потом повез к себе домой. У него был огромный дом в центре какого-то богатого кишлака, они называли его аул, у меня там была комната, меня хорошо кормили. Один раз я видел того седого утром и вспомнил, его звали Чечен у нас в роте. Он был такой молчаливый и злой иногда. Потом мы с его сыном поехали на поезде. сначала на машине, а потом на поезде. Он привез меня к одной женщине, с ней был молодой парень, она что-то долго говорила с сыном седого прямо у лестницы, тихо говорила, а потом мы ушли оттуда и сын седого, зло говорил про эту женщину. Потом нас догнал молодой, который был с той женщиной и что-то говорил сыну седого, и смотрел на меня, а потом, сын седого, что-то очень громко и зло сказал молодому и мы ушли, а тот стоял, когда мы уходили. Потом я жил в интернате. Там были старики и старухи, он очень часто умирали, и болели очень много, потом опять приехал сын седого и он молчал, а только забрал меня из интерната, и мы снова приехали в дом седого. Потом в дом седого приехал тот, молодой. Он долго говорил с седым и забрал меня. Потом я жил в комнате, в квартире, где в других комнатах жили другие люди. Молодой меня возил к каким-то врачам и приносил еду. Он потом, принес телевизор, и как-то зимой показывали войну, и я вспомнил, что меня звали Серый, я вспомнил, что был там, в этих кишлаках, и что командовал разведкой. Молодой, говорил, что я выздоравливаю, но я не чувствовал что болею. Потом я оказался на вокзале, а не помню, как там оказался, помню только очень много людей, потом я почему-то оказался в вагоне, потом не помню. В последнее время я пытаюсь вспомнить, иногда у меня получается, но часто нет.
Он сидел на кушетке, а напротив него сидели две тридцатипятилетние женщины, одна в серой форме, другая в белой и задыхались от слез, слушая этого сорока – сорокапятилетнего мужчину. Потом старший лейтенант милиции, Люба Шведова сказала.
– Некуда его, ты же знаешь. Я бы к себе забрала, но у меня семья, Колька.
– Люба, я знаю, я возьму его к себе, его лечить надо, смотреть каждый день, пусть будет у меня. Вечером, Серый, “капитан Крайтон”, шел за доктором Ангелиной Ваниной и думал о своей жизни, о ней.
